Хотя была ещё одна деталь. Всё-таки хоть София и не призналась, но я до сих пор уверен, что она сделала что-то с гранатой и не позволила ей разорваться. И часть заслуг, по спасению императора, да и того героического гвардейца, лежала ещё и на моей жене. Наградить георгиевской медалью «За храбрость»? Нет, маловато. Жалко, конечно, что гражданским лицам военные ордена не положены, однако солдатский Георгиевский крест присудить ей можно. Это, вроде бы, не считается орденом? Правда, как она станет его носить на платье? Но можно изготовить «фрачный» вариант.

Поэтому я сделал приказ и для жены. Пускай это будет для неё этаким сюрпризом.

Дела на сегодня сделаны.

Я попросил Трофима принести чашку кофе. Сейчас немного передохну, а потом направлюсь в покои Иванова Ивана Ивановича за своей женой. Та в последнее время зачастила ходить к нему в гости, и они то и дело предавались беседам. Он ей рассказывал наизусть Пушкина, Лермонтова и других российских поэтов. Даже пересказал ей «Войну и мир». И всё на память, слово в слово. Каждый раз меня удивлял этот человек своими феноменальными способностями к запоминанию любой информации. Я даже решил попросить Софью проверить, есть ли у него способность. Но она сказала, что никаких способностей нету. Иванов — от природы такой уникум. Кутепов тоже подтвердил, что способностей у моей железной маски не обнаружено.

София, в свою очередь, цитировала ему Омара Хайяма и других мусульманских классиков и философов. В общем, они друг друга нашли. София даже хотела передать ему способность языкознания, но Иванов отказался на отрез. Теперь София, кроме родной литературы, преподавала ему ещё и турецкий язык, вернее, арабский. Турецкий-то язык в моей истории появился только после распада Османской империи, благодаря Ататюрку, которому ещё правительство товарища Ленина помогало оказаться у власти. Такие вот дела. Так что, казалось бы, такая мелочь, как победа в маленькой войне, обернулась для целого мира глобальными изменениями. А у нас пока и Османская империя до сих пор держится, и Российская империя благоденствует. Ну, и много чего плохого не случилось. Вроде мелочь, а приятно. Хотя неплохо бы как-нибудь глубже поизучать историю на предмет несоответствий. Глядишь, может, где-нибудь в другом месте повернулась история иным местом. Где-то прибыло, где-то убыло.

Неожиданно поступил звонок от генерала Шапошникова. Обычно он звонил днём. Я даже немного удивился, с чего это он звонит вечером, и немного напрягся. Вдруг случилось что-то страшное, требующее немедленного моего внимания. Однако генерал был в приподнятом настроении.

— Ваше императорское величество, — весело произнёс он. — Мне тут доложился подполковник Фраучи, рассказал о достижениях нашего друга на французской ниве. Тот убедительно рекомендует вам ознакомиться завтра с французской прессой.

— Французская пресса? Я и так её каждый день штудирую, — не сразу понял я, о чём идёт речь. — Ничего там нового нет. Только про русофобию, да про причуды лихого императора.

— Наша вавилонская башня сегодня развалится и перестанет быть зерном раздора, — не без торжественности объявил генерал.

Я сначала снова не понял его ребус, видимо совсем заработался, а потом до меня дошло. Линия, хоть и закрытая, но по-привычке лучше не говорить открытым текстом. Так, обиняками.

— Уже? — удивился я.

— Ещё нет. Через двадцать семь минут будет фейерверк, — ухмыльнулся Шапошников. — Через двадцать семь минут пропадёт с лица столицы галлов уродливое металлическое чудовище.

— Вот это да, — хмыкнул я.

Как раз рассуждал о том, что история может повернуться боком для кого-то, вот она и повернулась для французов, лишив их народного достояния и главной достопримечательности столицы, что так будоражила умы туристов и рафинированных дам, желающих во что бы то ни стало увидеть Париж и умереть. Глядишь, будут теперь говорить нечто подобное про московский Кремль или про египетские пирамиды. Да уж, вот такая ирония судьбы.

На сегодня дела были закончены. Я потянулся в кресле и расслабился. Трофим как раз принёс мне свежезаваренный кофе. Сегодня мне не хотелось возиться с этим делом, поэтому поручил проверенной кухарке, которая варила кофе не хуже, чем я.

— Ваше императорское величество, — вдруг окликнул Трофим. — Не велите казнить, велите миловать.

— Говори, что у тебя случилось? — глянул я на него искоса. Трофим опять выступает в роли холопа шестнадцатого века.

— Тут такое дело. Слухи ходят страшные.

— Что за слухи? — удивился я, поставив себе пометку, что следовало бы позвать моих агентов. Давно с ними не общался и не сверялся с последними сплетнями. Вдруг там что-то без меня происходит, а я и не в курсе.

— Да тут такое говорят, что есть у императора тайная ищейка! Называют ещё тайным агентом или кровожадным душегубом. Что, мол, кто к императору в немилость попадёт, того больше и не вспомнят. Встретит его Степан Ухтомский, запрёт в тайной комнате и допрашивать будет, а потом его больше никто и не увидит. Говорят, что любого на чистую воду способен вывести, а то и в лишнем в чём обвинить.

— Серьёзно, что ли? Прям так и говорят? — удивился я.

— Так и говорят, что, если, мол, будешь своей властью злоупотреблять или будешь нечист на руку, всё, конец тебе. Ходит этот Степан Ухтомский и наблюдает за каждым.

— Ну, пускай говорят, что тут такого, — пожал я плечами.

— Так, видите ли в чём дело, говорят, что это брат мой. У меня же фамилия Ухтомский. Да и поговаривают, что он похож на меня, как две капли воды. Только ходит важный, с бородищей и усищами. А у меня ведь брата отродясь не было, у меня две сестры.

Поняв, о чём идёт речь, я едва не рассмеялся. Я ведь несколько раз проводил допросы, примеряя на себя личину Трофима, только значительно видоизменённую.

— Ухтомский, говоришь? — хмыкнул я. — Ну, пускай боятся дальше. Ходи, значит, важный и говори, что, в случае чего, тоже братцу пару слов шепнёшь, если будут себя плохо вести.

— Так со мной же тогда вообще все перестанут общаться. Меня и так побаиваются, и бабы косятся.

— Эх, Трофим, — усмехнулся я. — Не умеешь ты использовать авторитет в свою пользу. Ладно, не переживай. Нет у меня никакого агента, и никто ни за кем не следит. Только ты об этом лучше не распространяйся. Пускай лучше не расслабляются.

Трофим ушёл, а я тут стал припоминать. Кажется, Ухтомский — это благородная фамилия. Хотя мой камердинер Трофим был из крестьянской семьи, а носит благородную фамилию. Хотя потом, немного подумав, припомнил, что некоторых крестьян одаривали фамилией помещика. И они потом ходили также с благородными фамилиями, хотя и были неродовитыми. Как-то даже слышал историю, что, когда Гагарин в нашем времени полетел в космос, ему пришла телеграмма от княжеского рода Гагариных из Канады с поздравлениями и почестями, мол, дворянин — он в любой власти дворянин и всегда добьётся высот. Вот только шутка в том, что Гагарин был потомком обычных крестьян, которые как раз служили роду Гагариных, а те этого не знали. Вот такой перл.

Глава 16

Клубок интриг

Результат работы Судоплатова вызвал эффект разорвавшейся бомбы. Казалось, весь мир страдает из-за того, что французская телебашня завалилась. А завалилась она знатно. У башни буквально развалились две подпорки, и она рухнула прямо на Марсово поле. Причём стоит отдать должное Судоплатову: среди людей жертв не было. Пострадали, правда, две бродячие собаки. Собак жалко. Хотя собаки вряд ли мучились, а вот французы воют так, что слышно на другом конце шара. Почему-то собак мне очень жалко, а вот французов не жалко нисколечко.

Судоплатов так и не смог удержаться от шутки. Газеты твердили, что тут и там находили места предположительного базирования террористов, где находили то шкуру медведя, то полные бутылки водки. Видимо, Судоплатов был очень хорошим психологом. Французы на все лады вопили, что это не могут быть русские, иначе бутылки водки были бы пустые. Да уж, шутка удалась. И шалость удалась. Хотелось потереть руки с мефистофелевским смехом, но я совсем не злодей. И мне не очень приятно от того, что нам пришлось разрушить монументальное строение. Однако дела делать надо. Лес рубят, щепки летят, и ничего с этим не поделаешь.